бетон жби

Киев.

— Ты это о чем?

Анна Сергеевна покорно дала себя уколоть. Нина повернулась ко мне.

– Постоянно?

– Говорит, студент, с Наташей занимался.

– Ну да.

– Ух ты, – перевела дух Женя. – А что это мы такое вытворяли несъемная опалубка цена?

— Согласен. Это не часов. Если кто-то курит двадцать сигарет в день и пьёт фбс 5 более восьмидесяти одного литра в день…

Поэтому она слушала о том, как в подвале жилого дома нашли восьмидесятисемилетнего старика с топором в голове, слушала обо всех матерях с сыновьями, которых ее муж встретил в тот день на паркет ламинированный своем пути фанера мм, слушала про умалишенную миссис Лассер и ее сына, никогда не выходящего из дома, о том, как он опознал труп своего отца только по фотографиям, сделанным полицией, о том, как миссис Лассер начала истерически хохотать, взглянув на фотоснимки покойного мужа с топором в голове, о том, как Энтони Лассер сказал, что приятелями его отца были люди, входившие в общество ветеранов испано-американской войны и называвшие себя «Счастливыми ребятами». Она слушала глазами, и ее мысли отражались у нее на лице.

Под душем стояла обнаженная Кей. Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом. Я любовался ее телом — ее веснушчатой грудью с темными сосками, плавными бедрами и плоским животом. Она медленно повернулась, и я увидел, что ее спину крест-накрест пересекают шрамы от ножевых порезов, которые шли от бедер до позвоночника. Содрогнувшись, я вышел, сожалея о том, что она показала мне это в тот день, когда я сам убил двух человек.

– Эй бетон 2012, уходи, – велела я, – нельзя безобразничать.

– Ну уж нет! – решительно заявила с непривычной твердостью покрытие фанеры престарелая Гошина тетка Нина Евграфовна. – Как же это, Гошенька, разве можно деньгами разбрасываться?

– Да, красавец.

– Так и сказать? – Снимает трубку. – Слушаю… Да, он здесь.

– Конечно. – Он снова посмотрел на меня, на этот раз озадаченно. Ему хотелось знать, почему я не спрашиваю о том, что видел его в саду сермэковского зятя. Мне хотелось знать, сможет ли он выйти из положения с этим его бесконечным «убить президента». «Пусть потерзается», – решил я.

Говорила о статье Мандельштама "Жак родился и умер": "Прекрасная статья, дышит благородством". АА говорила, что не может понять в Осипе одной характерной черты: статья по благородности превосходна, но в фанера для опалубки ней Мандельштам восстает прежде всего на самого же себя, на то, что он сам делал, и больше всех.