вторник, 4 сентября 2012 г.

фанера киев

Киев.

– Теперь понимаю, почему ты отпустил Лидию за лекарством, – сказала я.


— Ну, знаете… Из-за вас меня скоро все знакомые стороной обходить будут. И потом, может, ее фотографий и не было вовсе, разве упомнишь, чьи там физиономии были.


– Эй! Чего ты хочешь?!! – громыхнул своим басом Балашов. Ответом ему стало скудное эхо, которое смог дать двухэтажный osb плита размеры дом.


– Мальчики, можете меня поздравить. Сегодня мне предложили роль пятидесятилетней, сошедшей с круга женщины. Я бы назвала такую роль «Падающая звезда». Гуров, ты еще немножко подождешь и женишься караоке фанера на комической старухе. Я читала о таких ситуациях десятки раз, знала – и жби 15 мне не миновать, но разве от этого легче? Но коллеги мои хороши! Никто не дернулся, мол, рано, теряем героиню, замены достойной нет. Пошло, как в плохом водевиле. Сегодня худрук не сказал, но все знают, что на мое место он приглашает современную сексапильную девчонку, которой театр просто противопоказан. В кино, за счет вывертов оператора и хорошего монтажа, еще ладно.


– Борька кто?


– Сумел выкрутиться, – помрачнев фундаментные блоки фбс 6, проговорил Гуров. – Правда, Орлов такую бурю поднял, что Тернавского отправили в отставку, но посадить его, как я хотел, не получилось...


Гуров выпил из горлышка, откашлялся.


В мимолетном раздумье Сикса художник передал то чувство сосредоточенности, когда человек размышляет о морская фанера чем-то особенно важном, когда словно вся жизнь проходит перед его взором. И эта волна воспоминаний, отображенная на его лице, делает последнее бесконечно глубоким и одухотворенным. Как в фокусе, преломляется здесь весь творческий рост личности, все огромное богатство ее душевного мира. Это - не вырванный, как у Хальса, замкнутый в себе момент, а фиксация сложнейшего, не ограниченного во времени переживания, раскрывающего внутренний облик портретируемого. Без сомнения, Рембрандт узрел в лице Сикса такие глубины, о которых голландский аристократ и бетон поклонник муз не смел и помыслить. Мы явственно видим, как сложные и противоречивые размышления Сикса вызывают в его облике смешанные оттенки меланхолии и отчужденности, сострадания и превосходства, и откладывают на его лице преждевременные морщины - известно, что Сиксу было тридцать шесть лет, когда его написал Рембрандт. И крайне характерно, что лицо этого еще молодого человека под кистью Рембрандта старится; тем самым оно еще декоративный фасад более психологизируется великим мастером, сознательно подчеркивающим следы времени в еще не рожденных, но уже предчувствуемых его пытливым оком морщинах.

Комментариев нет:

Отправить комментарий